"Если ты счастлив и осознаешь это, выругайся." - Гомер Симпсон
Сейчас будет раздача слонов и материализация духов.
Просто глюк. Я очень им недовольна. Могло бы получиться гораздо лучше, и красивее, и атмосфернее.
Автор: Rapier ака марронье
Название: "Как улыбается Аркхем"
Рейтинг: нет
Пейринг: нет как такового
Жанр: по-моему, жутчайший АУ.
Саммари: Джокер в Аркхеме. Взгляд на это изнутри, с изнанки его сознания.
От автора: AU, AU, и ещё раз AU! Автор недоволен. Ага. Автор знает, что его раскритикуют.
Жара.
"Падаль..."
Тебе кажется, что в машину, во все щели, в полуоткрытое окно просачивается запах гари. Терпкий, тяжёлый, жаркий запах. Такой знакомый. Такой свой.
Тебе кажется, что сейчас и ты, и эта чёртова машина - всё сгорит к чертям, вспыхнет, взлетит на воздух. Харви Дент на переднем сиденье и шестёрка Харви Дента рядом с тобой так не думают. А может быть, это и было кульминацией их плана-идеи-безупречной стратегии.
В любом случае, тебе обидно будет умирать так: с руками, стянутыми бечёвкой до красновато-розовых рубцов, до ноюще-жгучей боли, с грязным, горьковатым на вкус явно от одеколона носовым платком, которым завязан твой рот.
Дент повторяет - "падаль", и ты зябко ёжишься, хотя за эту секунду воздух в машине стал невыносимо горячим. Он не может увидеть, как ты облизываешь губы - судорожно, мелко-мелко, по-кошачьи - он не может увидеть ничего, кроме напускного ледяного спокойствия. Харви даже не может увидеть того, ЧТО ты прячешь в это спокойствие. Харви вовсе не проницателен.
Тебе вовсе не страшны Дент и его шестёрка, ты глубоко плевал на пистолет Дента и ещё одно дуло у своего виска, просто...
...здесь становится горячее.
Жарче.
Невыносимо.
Пепельные струйки дыма. Клубятся где-то под потолком, покрывая копотью светлую, кремово-бежевую кожу, которой обит салон машины.
Запах гари всё сильнее, всё назойливее.
Где твоя взрывчатка? Где...
В первую ночь Джокер просыпается с рваным вздохом - глотая горьковато-кислый, отдающий просроченными лекарствами воздух Аркхема, и когда он окидывает взглядом больничные стены, голые ровные больничные стены, полоску желтоватого света из дверной щели на полу, клоуну на секунду чудится ТОТ запах.
Аркхем в огне. Доносящиеся откуда-то из корридора в палату равномерные звуки часов измеряют его тишину. Раздражают. Глаза слезятся. В висках - гудящая и пульсирующая боль. Пара нелепых, скованных и исковерканных смирительной рубашкой движений. Вскоре Джокер засыпает снова.
...только... чернота.
Куклы и мыши, мыши и фарфор.
У Харлин Куинзель стеклянно-голубые глаза, и тебя раздражает, БЕСИТ, когда она смотрит на тебя ТАК. Она всегда смотрит на тебя ТАК. Не мигает. Когда она слушает тебя, всю ту милую околесицу, которую ты несёшь в её присутствии, её зрачки расширяются.
У Харлин Куинзель глаза небесного, отвратительно эталонного, правильного цвета, и она смотрит на тебя со странным, болезненным обожанием. Тебе противно не это. От неё веет чем-то... тошнотворно-сладким. В её движениях, в том, как она облизывает свои губы, в её волнении, в том, как она говорит, как она держится. Господи, да она просто хочет трахнуть тебя. Грёбаная нимфоманка. Её губы чуть припухли. Влажно блестят. Сейчас она облизнёт их в очередной раз. Пока что она внимательно слушает тебя.
Грёбаная, грёбаная... кукла.
Однако, тебе кажется, ты бы мог её использовать. ТЕМ более, что мысль о побеге кажется тебе сейчас отличной идеей.
Твои мысли прерывает хлопок оконной рамы. Звук разбитого стекла. Кукла не замечает, она замирает, её глаза широко распахнуты, а рот приоткрыт. Ты оборачиваешься на шум, затем - переводишь взгляд на противоположную окну стену. Красные капельки, ореол мелких брызг, красных капелек, бордовых капелек, капельки впитываются, капельки сохнут, капельки стекают на пол, капельки исчезают. Кровь капает и исчезает с клочка чёрного плаща, пришпиленного к стене ножом. В этом ноже ты узнаёшь свой.
Где-то за твоей спиной ты слышишь грохот, но ты не оборачиваешься, мелодичный звон осколков, ты не хочешь на это смотреть. Где-то за твоей спиной аспирантка Харлин Куинзель, куколка Харли, Харли Куин, остолбеневшая, застывшая, падает на пол и разбивается, как фарфоровая кукла. На тысячи осколков.
Второй ночью пробуждение не настолько болезненно. В этот раз жара сменяется холодом сквозняка. Джокер беседует сам с собой всю ночь - оставшуюся до утра пару часов, тихим шёпотом.
Он шепчет о том, как ненавидит себя, как мистер Джей ненавидит Джека Напье, но Джек Напье уже мёртв и Джокер вовсе не страдает раздвоением личности, а утром Харли, Харли-Грёбаная-Кукла приходит поговорить с ним, и Джокер сочиняет специально для неё ещё одну историю: достаточно убедительную, чтобы поверить, достаточно грустную, чтобы испытать жалость, достаточно фантастичную, чтобы немного сойти с ума.
Как улыбается Аркхем.
Тебя зовут Джек, и тебе недавно исполнилось семь лет. Твоя мать - сухопарая блондинка с волосами, похожими на клок сена, её ладони - широкие и грубые, на скуле лиловеет синяк, а запястья - тонкие, точёные, кукольные. Сейчас она старательно трёт тарелку полотенцем, вытирая, а ты сидишь за столом с грязной кружкой чая. Узор на кружке складывается в летучих мышек, и тебе хочется верить, что тебе ещё семь лет, и для тебя не существует особой головной боли, под названием, нет, под именем "Бэтмен".
Твой отец снова пьян, как и во все эти вечера. Ты не видишь, как он заходит на кухню, что стало с матерью - ты не видел, следующая картина перед твоими глазами - его лихорадочно блестящие глаза, блестящие опасным блеском, блеском нефтяной плёнки, блеском капель абсента, блеском лезвия ножа, нож.
Он хочет сделать тебе улыбку.
Ты видишь только глаза своего отца. У него нет лица, вместо лица - маска, чёрная маска, это кевлар. Чёрная остроухая маска. Ты видишь только его глаза и улыбку. Ты не уверен, что это его глаза и улыбка: с таким же успехом они могли бы принадлежать и Бэтмену - кому угодно. Кому угодно, ВКЛЮЧАЯ Бэтмена.
"А чего это ты такой серьёзный? Давай, мы заставим тебя улыбаться!"
И за секунду до пробуждения ты понимаешь, что это - одна из твоих историй, одна из тех историй, которые ты искуссно сплёл, одна из тех историй, что забывались сразу же, одна из тех историй, которые ты считал ОДНОРАЗОВЫМИ.
Все эти сны, считает Джокер, всё это - лишь Аркхем. Отголоски Аркхема. Эхо в его сознании, отголоски. Лишь то, как Аркхем пытается проникнуть в него, и клоуну отчаянно хочется НЕ СПАТЬ.
Только НЕ СПАТЬ. Джокер не будет спать, чтоб им пусто было. Не будет.
А все следующие ночи он молча смотрит немигающим взглядом куда-то в одну точку, одну абстрактную несуществующую точку, он ждёт конца ночи, возможно - утра, но для какой-то части Джокера концом ночи знаменуется визит Харли Куин: он говорит ей всё больше, и чем больше Детка, Девочка-Грёбаная-Кукла верит ему, тем дальше отступает то, наедине с чем он остаётся ночью.
Дикая Карта не спит никогда. Никогда, никогда, никогда...
Просто глюк. Я очень им недовольна. Могло бы получиться гораздо лучше, и красивее, и атмосфернее.
Автор: Rapier ака марронье
Название: "Как улыбается Аркхем"
Рейтинг: нет
Пейринг: нет как такового
Жанр: по-моему, жутчайший АУ.
Саммари: Джокер в Аркхеме. Взгляд на это изнутри, с изнанки его сознания.
От автора: AU, AU, и ещё раз AU! Автор недоволен. Ага. Автор знает, что его раскритикуют.
Жара.
"Падаль..."
Тебе кажется, что в машину, во все щели, в полуоткрытое окно просачивается запах гари. Терпкий, тяжёлый, жаркий запах. Такой знакомый. Такой свой.
Тебе кажется, что сейчас и ты, и эта чёртова машина - всё сгорит к чертям, вспыхнет, взлетит на воздух. Харви Дент на переднем сиденье и шестёрка Харви Дента рядом с тобой так не думают. А может быть, это и было кульминацией их плана-идеи-безупречной стратегии.
В любом случае, тебе обидно будет умирать так: с руками, стянутыми бечёвкой до красновато-розовых рубцов, до ноюще-жгучей боли, с грязным, горьковатым на вкус явно от одеколона носовым платком, которым завязан твой рот.
Дент повторяет - "падаль", и ты зябко ёжишься, хотя за эту секунду воздух в машине стал невыносимо горячим. Он не может увидеть, как ты облизываешь губы - судорожно, мелко-мелко, по-кошачьи - он не может увидеть ничего, кроме напускного ледяного спокойствия. Харви даже не может увидеть того, ЧТО ты прячешь в это спокойствие. Харви вовсе не проницателен.
Тебе вовсе не страшны Дент и его шестёрка, ты глубоко плевал на пистолет Дента и ещё одно дуло у своего виска, просто...
...здесь становится горячее.
Жарче.
Невыносимо.
Пепельные струйки дыма. Клубятся где-то под потолком, покрывая копотью светлую, кремово-бежевую кожу, которой обит салон машины.
Запах гари всё сильнее, всё назойливее.
Где твоя взрывчатка? Где...
В первую ночь Джокер просыпается с рваным вздохом - глотая горьковато-кислый, отдающий просроченными лекарствами воздух Аркхема, и когда он окидывает взглядом больничные стены, голые ровные больничные стены, полоску желтоватого света из дверной щели на полу, клоуну на секунду чудится ТОТ запах.
Аркхем в огне. Доносящиеся откуда-то из корридора в палату равномерные звуки часов измеряют его тишину. Раздражают. Глаза слезятся. В висках - гудящая и пульсирующая боль. Пара нелепых, скованных и исковерканных смирительной рубашкой движений. Вскоре Джокер засыпает снова.
...только... чернота.
Куклы и мыши, мыши и фарфор.
У Харлин Куинзель стеклянно-голубые глаза, и тебя раздражает, БЕСИТ, когда она смотрит на тебя ТАК. Она всегда смотрит на тебя ТАК. Не мигает. Когда она слушает тебя, всю ту милую околесицу, которую ты несёшь в её присутствии, её зрачки расширяются.
У Харлин Куинзель глаза небесного, отвратительно эталонного, правильного цвета, и она смотрит на тебя со странным, болезненным обожанием. Тебе противно не это. От неё веет чем-то... тошнотворно-сладким. В её движениях, в том, как она облизывает свои губы, в её волнении, в том, как она говорит, как она держится. Господи, да она просто хочет трахнуть тебя. Грёбаная нимфоманка. Её губы чуть припухли. Влажно блестят. Сейчас она облизнёт их в очередной раз. Пока что она внимательно слушает тебя.
Грёбаная, грёбаная... кукла.
Однако, тебе кажется, ты бы мог её использовать. ТЕМ более, что мысль о побеге кажется тебе сейчас отличной идеей.
Твои мысли прерывает хлопок оконной рамы. Звук разбитого стекла. Кукла не замечает, она замирает, её глаза широко распахнуты, а рот приоткрыт. Ты оборачиваешься на шум, затем - переводишь взгляд на противоположную окну стену. Красные капельки, ореол мелких брызг, красных капелек, бордовых капелек, капельки впитываются, капельки сохнут, капельки стекают на пол, капельки исчезают. Кровь капает и исчезает с клочка чёрного плаща, пришпиленного к стене ножом. В этом ноже ты узнаёшь свой.
Где-то за твоей спиной ты слышишь грохот, но ты не оборачиваешься, мелодичный звон осколков, ты не хочешь на это смотреть. Где-то за твоей спиной аспирантка Харлин Куинзель, куколка Харли, Харли Куин, остолбеневшая, застывшая, падает на пол и разбивается, как фарфоровая кукла. На тысячи осколков.
Второй ночью пробуждение не настолько болезненно. В этот раз жара сменяется холодом сквозняка. Джокер беседует сам с собой всю ночь - оставшуюся до утра пару часов, тихим шёпотом.
Он шепчет о том, как ненавидит себя, как мистер Джей ненавидит Джека Напье, но Джек Напье уже мёртв и Джокер вовсе не страдает раздвоением личности, а утром Харли, Харли-Грёбаная-Кукла приходит поговорить с ним, и Джокер сочиняет специально для неё ещё одну историю: достаточно убедительную, чтобы поверить, достаточно грустную, чтобы испытать жалость, достаточно фантастичную, чтобы немного сойти с ума.
Как улыбается Аркхем.
Тебя зовут Джек, и тебе недавно исполнилось семь лет. Твоя мать - сухопарая блондинка с волосами, похожими на клок сена, её ладони - широкие и грубые, на скуле лиловеет синяк, а запястья - тонкие, точёные, кукольные. Сейчас она старательно трёт тарелку полотенцем, вытирая, а ты сидишь за столом с грязной кружкой чая. Узор на кружке складывается в летучих мышек, и тебе хочется верить, что тебе ещё семь лет, и для тебя не существует особой головной боли, под названием, нет, под именем "Бэтмен".
Твой отец снова пьян, как и во все эти вечера. Ты не видишь, как он заходит на кухню, что стало с матерью - ты не видел, следующая картина перед твоими глазами - его лихорадочно блестящие глаза, блестящие опасным блеском, блеском нефтяной плёнки, блеском капель абсента, блеском лезвия ножа, нож.
Он хочет сделать тебе улыбку.
Ты видишь только глаза своего отца. У него нет лица, вместо лица - маска, чёрная маска, это кевлар. Чёрная остроухая маска. Ты видишь только его глаза и улыбку. Ты не уверен, что это его глаза и улыбка: с таким же успехом они могли бы принадлежать и Бэтмену - кому угодно. Кому угодно, ВКЛЮЧАЯ Бэтмена.
"А чего это ты такой серьёзный? Давай, мы заставим тебя улыбаться!"
И за секунду до пробуждения ты понимаешь, что это - одна из твоих историй, одна из тех историй, которые ты искуссно сплёл, одна из тех историй, что забывались сразу же, одна из тех историй, которые ты считал ОДНОРАЗОВЫМИ.
Все эти сны, считает Джокер, всё это - лишь Аркхем. Отголоски Аркхема. Эхо в его сознании, отголоски. Лишь то, как Аркхем пытается проникнуть в него, и клоуну отчаянно хочется НЕ СПАТЬ.
Только НЕ СПАТЬ. Джокер не будет спать, чтоб им пусто было. Не будет.
А все следующие ночи он молча смотрит немигающим взглядом куда-то в одну точку, одну абстрактную несуществующую точку, он ждёт конца ночи, возможно - утра, но для какой-то части Джокера концом ночи знаменуется визит Харли Куин: он говорит ей всё больше, и чем больше Детка, Девочка-Грёбаная-Кукла верит ему, тем дальше отступает то, наедине с чем он остаётся ночью.
Дикая Карта не спит никогда. Никогда, никогда, никогда...
-
-
21.02.2009 в 16:44-
-
21.02.2009 в 17:53-
-
24.02.2009 в 00:15-
-
09.03.2009 в 13:06-
-
09.10.2010 в 20:50