[batman-slash]

Название:Chelsea smile.
Автор: хизер
Фандом: Темный рыцарь
Пейринг: Джокер/Крейн
Жанр: дарк, зарисовка
Размер: мини
Рейтинг: R
Предупреждение: мат, упоминание об инцесте
Дисклеймер: умываю руки – здесь ничего моего нет.
От автора: зарисовка вдохновлена фиком «Когда Ницше плакал» замечательной Sandra_Hunte и написана ей подарок на Новый Год. Спасибо за все истории, что Вы рассказывали.

Этот Рождественский сезон, знаешь ли Джей, похож на бесконечный репит какого-то из альбомов Pulp.
Иногда – это «We love life», но в такие дни как сегодня – на проигрывателе у Бога видимо застрял «This is hardcore».
Отличная музыка кстати, что для ебли, что для насилия. Будит воображение. Можно поставить на двд «Клуб шампанского», включить для фона «Party hard» и провести Сочельник в духе современного декаданса.
Но я не думаю, Джей, что ты или я поладили бы с мистером Джарвисом, даже если бы мы были ему представлены.
Удивительно насколько может быть порочна такая с виду мелодичная и приятная слуху музыка.
Когда он находил меня, в моей голове расцветали яркими соцветиями строчки из «This is hardcore» и как бы грубо он не брал меня, его ритм был всегда ритмом этой песни.
А когда я впервые услышал «The Fear» на закрытой вечеринке, мой рот заполнил вкус спермы моего отца и я был вынужден выплюнуть дорогое шампанское прямо на пол.
Это было странно – ведь я всегда глотаю.
Музыка пробуждает воспоминания.
Музыка стимулирует воображение.
Пока мы стоим и смотрим на вид Готэма открывающийся нам из окна спальни, Харли внизу перебирает свои украшения – дешевенькая бижутерия а ля scene вперемешку с настоящими драгоценностями. Каждое наименование в отдельном фантазийном мешочке из тюля: золотистые и цвета металлик для золота и серебра, яркие до ломоты в глазах - для пластика. Мешочки завязаны соответствующей шелковой ленточкой или шнурком. Ни ты, ни тем более я, не знаем, кто научил Харли так делать.
Сегодня наш выход в свет, но она так ничего себе и не подберет.
Я смотрю на твое лицо. Белая пудра, рисовая мука, мел – вот о чем я думаю. Клюква в сахаре.
Ты улыбаешься.
У меня есть секрет, и он вертится-скачет на самом кончике моего языка, дрожит с каждым моим выдохом, пытаясь сбежать. Но я его сохраню. Даже на кончике языка. Как марку кислоты, как таблетку против всех видов боли, как пропуск в новый прекрасный мир.
Я просто знаю то, чего не знаешь ты.
Готэм этой зимой напоминает большой хрустальный шар. Потряси и пойдет искусственный снег. Взорви и хлынет настоящая кровь. Прозрачные воды окрасятся алым. Идиллия будет нарушена или будет только-только создана?
Никто не знает что случилось с твоим лицом. Ты каждый раз перетряхиваешь свой хрустальный щарик и картинка меняется в угоду твоим желаниям и страхам твоего подневольного слушателя.
Выберем ту реальность, что ближе всего мне. Реальность отца и ножа.
Мне она ближе, потому что так на одну ступень ближе ( куда уж ближе) становишься мне ты.
Наши отцы в этой реальности старались привнести в нашу жизнь как можно больше разнообразия и веселья. У одного в инструментах был нож, у другого - собственный член. Мы с тобой результаты их перфомансов, живые экспонаты крайне радикального современного искусства.
То, что случилось со мной, называют инцестом. По статистике почти каждый отец, вступавший в сексуальный контакт со своим сыном, сам является жертвой растления со стороны собственного отца. Это как бесконечный коридор – отражение отражения отражения и хочется отвернуться, потрясти как следует, чтобы картинка в калейдоскопе наконец изменилась, но трясти нечего. Отражения отражений. Насилие всегда отражает насилие.
И я понимаю, что почти не помню своего деда.
То, что случилось с тобой называют Ухмылка из Глазго. В Англии – Улыбка Челси. Здесь, в Америке – тебе сразу расскажут о Черном Георгине, жестоко убитой старлетке, слава к которой пришла только после ее смерти.
От нее ничего не осталось, кроме бесконечно обсосанной и обсмакованной прессой и литераторами от документальной беллетристики истории смерти и невзрачной на ее фоне жизни.
Убийца так и не был найден и это придает этому делу остроту.
Все знают о Черном Георгине.
Улыбка Анны – так называют Улыбку Челси у нас.
Но это звучит не так красиво и звучно, как Улыбка Челси.
Кто-то говорит об Улыбке Челси и тебе сразу кажется, что это что-то вроде улыбки Чеширского Кота. Кота нет, а улыбка осталась.
Человека нет, а его новая улыбка навсегда запечатлевается в памяти прохожего, нашедшего труп, полицейского следователя, прибывшего на место смерти, коронера, откинувшего с тела в морге белую простынь.
В Челси нужно пырнуть жертву ножом в живот ( в Глазго достаточно просто ударить очень больно и сильно) и пока она верещит от боли, разрезать ей рот. От уха до уха. Иногда страдает язык. В куски.
И несчастный захлебывается кровью, но он и так уже не жилец.
Но кому это интересно? Отныне он всего лишь очередной экспонат радикального современного искусства улиц.
Когда я рассказывал тебе об этом впервые, ты слушал меня уж слишком внимательно, а потом рассмеялся и сказал:
- Так деловито, словно ты на кулинарном шоу рассказываешь рецепт морковного пирога, сокровище! Нам нужна жертва. И нам нужен нож. Давай я тебе похлопаю! Рецепт на ура!
Трахаться с тобой все равно, что слушать «Annihilation» на болевом пороге.
Барбара накрывает стол к праздничному ужину. По плану торжественный тост, имбирные печенья-человечки и живые люди, что ждут нас на улице. Над городом расцветают первые фейерверки – цвета шампанского, лимонада, поддельных самоцветов в побрякушках Харли и жевательного мармелада со вкусом тропических фруктов.
По плану после - «Glory Days» А-капелла.
Будем дарить улыбки и смерть.